Среди тех, кто забыл о вздохе, я - та девочка в первом ряду... (с)
Мой первый фик)))))) бля, недописанному винцесту не свезло.
В Шаоджоу все спокойно.
Что с городом Шаоджоу неладно стало ясно почти сразу.
Первым на зеркала над дверями домов обратил внимание, конечно, Лань Чжань.
Вэй Ин заметил только, что девушки в городе прехорошенькие и даже присмотрел румяную торговку с уличного лотка. Нет, нет, не собирался он флиртовать, не в присутствии же господина сверх_идеального Второго Нефрита. «Узнать городские новости», вот оно, точно. Вэй Ин собирался узнать у девушки городские новости. Что такого?
Сделавшего шаг влево Вэй Усяня, Лань Ванцзи придержал за запястье и, в ответ на возмущенный возглас, указал взглядом на ближайший дом.
— Ого! В солнечный день нас бы уже ослепило, — пробормотал Вэй Ин.
Он медленно оглядывался по сторонам: отгоняющие злых духов бронзовые зеркала, недвусмысленно торчали над каждой дверью, на воротных столбах, над колодцами, и даже самые бедные прилавки могли похвастаться блестяшкой, пусть маленькой и неидеально отполированной.
читать дальше
— Чего же они так боятся?
Вопрос являлся, конечно, риторическим, каким же мог быть вопрос заданный самому себе? А с кем еще удавалось приятно побеседовать несчастному Вэй Усяню? Не считать же глубокомысленные «мгм» и «ага» Лань Ванцзи полноценным участием в разговоре? Впрочем, иногда Вэй Усяню казалось, что он достиг какого-то высокого просветления и начал различать разнообразные оттенки смыслов в междометиях, которые вставлял в его монологи Ванцзи.
В Шаоджоу их занесло случайно, правда, случайно. И вовсе Вэй Усянь не хотел посмотреть на знаменитый Мужской Камень, просто слышал, что в провинции Гуандунг очень красиво, а еще вкусно и остро готовят, да и девушки милые. Вот и предложил — сходить. В конце концов, они же бродят по миру, а Гуандунг, несомненно, часть мира, и прекрасная часть. Именно так логично он все изложил Лань Ванцзи. В ответном молчании Вэй Ин предпочел прочесть согласие, и они оказались там, где оказались.
В общем, получилось, как всегда. Краткое жизнеописание Старейшины Илина: отправляется посмотреть на что-то красивое и вляпывается в неприятности, хочет вкусно поесть и провести время в, скажем, медитациях и вляпывается в неприятности, ничего не делает и — да, привет-привет, неприятности.
Эй, боги, Вэй Усянь уже все понял, честно! Может, того… хватит?
Вот теперь повод поговорить с миловидной хозяйкой прилавка с фруктами у Вэй Ина действительно появился. Веселая болтовня, во время которой он получал иногда даже больше информации, чем требовалось, всегда давалась ему легко. Вот только эта же болтовня тяжело давалась Ванцзи. Вскоре Вэй Ин почувствовал, как темнеет взгляд Лань Чжаня, и аккуратно свернул беседу с хорошенькой Сюли. Он подарил разрумянившейся девушке булавку с крохотной нефритовой головкой — завел привычку таскать в мешочке цянькунь всякую мелочевку для таких нужд. Лань Ванцзи уже старательно смотрел в сторону и делал вид, что тяжелые взгляды Вэй Ину померещились. Ха!
Вэй Ин по-прежнему любил подразнить «господина Лань», но в какой-то момент научился делать это гораздо мягче, не пересекая невидимых границ. Наверное, это называлось «Вэй Усянь повзрослел»
Печально.
Он мотнул головой, прогоняя глупые мысли, в конце концов, у них же на повестке дня не отношения, а неприятности.
— Где-то там, по дороге к вершине Данься, — Вэй Ин ткнул пальцем в нависающий над городом горный хребет, — сохранились руины храма и скального монастыря. Сюли не знает, какому Богу посвящали себя монахи, местные называли храм «Храмом забытого Бога». Место считалось нехорошим с тех пор, как монахи были жестоко убиты. Догадайся кем?
Лань Ванцзи взглянул вопросительно, и Вэй Ин торжественно продекламировал:
— Сыном чистого зла, скопищем всяческих пороков и, в придачу, демонской отрыжкой Старейшиной Илина, конечно!
Вэй Ин постарался улыбнуться максимально весело, но по сочувствующему взгляду Лань Ванцзи понял — не получилось. В первый год после возвращения его действительно веселило все это: каким страшным и ужасным рисовала его народная молва. Что таить, он даже слегка гордился тем, насколько масштабные деяния ему приписывали. А потом — достало. До самой пустоты на месте золотого ядра достала собственная виноватость во всем.
Вот теперь оказалось, что тысячелетний храм к гуям позабытого Бога — тоже он.
— Честное слово, не бывал я здесь раньше никогда! Я вообще тогда был очень надежно мертв, — зачастил он, еще пытаясь представить все легкой шуткой.
— Я верю, знаю, — Лань Ванцзи подался вперед, будто хотел коснуться руки Вэй Ина.
Тот мотнул головой, отвергая мимолетное утешение, посмотрел на далекую гору и продолжил рассказ:
— В общем уже десяток лет, несколько раз в месяц на Шаоджоу опускается туман, а с туманом приходят призраки. В такие ночи лучше не выходить на улицу, можно вернуться без души или без разума, кому как повезет. Некоторые и тела лишаются. У местных, кажется, уже выработалось чутье на опасность, и Сюли считает, что через пару часов надо ждать туман. Можем заночевать в гостинице, она прекрасно защищена, а можем пойти посмотреть, что там с этим гулевым храмом.
После секундной неподвижности, Лань Ванцзи повернулся и пошел к городским воротам.
— «А не хочешь ли ты, Вэй Ин, сходить ночью в проклятые горы?» — бормотал Вэй Усянь, дергая повод Яблочка.—«Или ты предпочитаешь ночевку в удобной постели, в теплой и безопасной гостинице?»
Лань Ванцзи остановился и оглянулся.
— Да ничего, ничего, иду я, иду, — проворчал Вэй Ин.
Действительно — кому нужны слова?
****
Ой, в недобрый час захотелось Вэй Ину поглядеть на Мужской Камень, в смысле, на красоты горы Данься.
Густой, затхлый туман упал, едва они вышли из города. Хорошо, что Лань Ванцзи не изменял своим траурным одеждам, и даже в серой пелене светлый силуэт впереди позволял Вэй Усяню не сойти с дороги, не заплутать в мутной бесконечности. Как в этом киселе ориентировался сам Лань Ванцзи, Вэй Усянь вообще не понимал.
Хорошо, что они оставили Яблочко в последнем крестьянском доме перед подъемом, с ослом на таком пути им было бы совсем сложно. Дорога внезапно круто забрала вверх, превратившись сначала в узкую тропинку, а потом в выщербленные, высокие ступени. Приходилось передвигаться осторожно, впиваясь пальцами в нависающую справа скалу. О темной бездне слева Вэй Усянь старался не думать. Если представлять себе такие вещи, он никуда не пойдет, сядет прямо вот тут на уютный камень и подождет рассвета.
— Ну почему, — брюзжал Вэй Усянь, — нас понесло сюда ночью? Как славно было бы на дневной охоте, а, Ванцзи? Солнышко, цветочки, теплый ветерок.
Он на мгновение утратил концентрацию и оскользнулся, едва не сорвавшись с тропинки. Хорошо, что понятия «утратить концентрацию» и «Лань Чжань» были несовместимы — Вэй Ина сразу подхватили и вернули на правильный путь. Захотелось громко ругаться: иногда идеальная предусмотрительность господина на_всех_свысока_смотрящего Второго Нефрита вызывала раздражение.
Особенно в моменты, когда Вэй Усянь осознавал границы своих возможностей. Весьма узкие границы. «Как слабо это тело». Обычно он предпочитал не вспоминать прошлую жизнь, считая бесполезные сожаления слишком непродуктивными. Но иногда к горлу подкатывали дурная кровь и тоска по утраченной свободе духа и движения, доступной в предыдущем воплощении. Лань Ванцзи вроде бы понимал и старался не опекать Вэй Усяня слишком явно и часто.
Через час монотонный подъем совсем отключил мозги, движение вперед превратилось в самоцель: переставить руку, вцепиться пальцами в едва заметный выступ, подвинуть вперед ногу. Эй, а в мире разве существует что-то кроме этого? Кажется, это восхождение проверило на прочность даже Лань Чжаня, тот едва не прошел мимо цели.
Плотно прижавшийся, словно вросший в скалу храм первым нашел Вэй Усянь. Не увидел — услышал, скорее душой, не ушами, тихий плач и глухие мучительные стоны. В виски тут же ввинтились иглы боли.
Вэй Ин досадливо мотнул головой, словно это могло помочь избавиться от чуждого присутствия.
— Ты как? — Лань Ванцзи тут же оказался совсем рядом, заглянул в лицо.
Вэй Усянь выдавил улыбку:
— Нормально. Я в порядке. Давай еще немного поднимемся, там вроде площадка есть.
Лань Ванцзи, подхватил его под руку и помог карабкаться по скале, по его плотно сжатым губам Вэй Усянь понял, что возражения приниматься не будут, и смирился.
Когда-то давно, кажется, еще одну жизнь назад, он, используя ритуал Сопереживание, впустил в свое тело дух девы А-Цинь. Не стоило этого делать, ох, не стоило. С другой стороны — а был ли у него тогда выбор?
Вот примерно с тех пор все это и началось — Вэй Ин начал воспринимать мертвых. Ну то есть, он и раньше их слышал, он же Магистр темного пути, а не погулять вышел. Но в прошлом воплощении, неупокоенные терзали, в основном, его уши. После длительного контакта с А-Цинь, а потом и с Не Минцзюэ телесная оболочка Вэй Ина будто истончилась, и мертвые начали обращаться напрямую к его душе. Уже несколько раз, в местах, вроде этого разрушенного храма, Вэй Усянь срывался в Сопереживание, и никто не спрашивал его — а желает ли господин Вэй предоставлять свое тело неприкаянным душам, жаждущим рассказать, как страшно они погибли?
Однажды он провел в трансе три часа, никак не мог выбросить из головы семилетнюю девочку, растерзанную медведем-оборотнем. Так бы, наверное, и пропал, бездарно упустив данный судьбой и богами второй шанс, если бы его как-то не вытащил Лань Ванцзи.
Вэй Усянь так и не добился ответа, к какому ритуалу прибег Ванцзи, и почему так долго не заживали на руках Второго Нефрита длинные, ровные порезы. С тех пор Усянь никогда не забывал носить с собой серебряный колокольчик клана Юньмэн.
Плачь и стоны бились в мозгу. Вэй Ин сел, оперся на скалу спиной и постарался заранее смириться с тем, что ему предстоит увидеть.
Погружение прошло быстро и достаточно легко — мгновение, и он уже созерцал, как прекрасен был этот мир десятилетие назад. Монастырь и храм изменились мало: все тот же серый, холодный камень, те же горы, Вэй Усянь мог поклясться, что вон та кривая сосна и сейчас торчит над ущельем — что ей сделается за такой краткий срок, так быстро исчезают лишь люди, не деревья. Храм все так прижимался к скале, вот только чуть дальше виднелись остатки еще одного алтаря. В этом страшном месте в еще более далеком прошлом приносились человеческие жертвы большому злу, и служение свое монахи видели в том, чтобы держать эманации тьмы под контролем. Ежевечерне они пели над алтарем песнь Очищения, и древнее зло не тревожило их. В остальном монахи вели мирную и размеренную жизнь, проводили время в самосовершенствовании и медитациях, до того момента, как небольшая группа заклинателей не попросилась переночевать. Старец, душа которого сейчас гостила в теле Вэй Ина, показывал, как весело и спокойно прошел вечер. А ночью один из заклинателей, слишком самоуверенный и юный, подошел к алтарю и попытался сотворить новый защитный контур. У него, несомненно, были наилучшие намерения, но дороги в весьма неприятные места вымощена именно добрыми намерениями. Мальчишка выпустил древнее зло. На Старейшину Илин он не походил ничем, но когда это останавливало людскую молву? Обозленный столетиями заточения и голодом древний дух покинул гору Данься, предварительно сожрав всех, кто попался на пути. Старец, занявший тело Вэй Ина, погиб, к сожалению, одним из последних, поэтому пришлось увидеть страшную участь всех соратников и друзей. Старик стоял посреди бойни, и его белоснежные одежды окрашивались алой кровью. Сердце Вэй Усяня сжималось от глухой безнадежной жалости.
Слуха достиг мелодичный перезвон.
— Вэй Усянь, вернись сюда, возвращайся, — звал Лань Ванцзи, окончательно пресекая поток видений.
Вэй Ин судорожно глубоко вздохнул и открыл глаза. На мгновение ему показалось, что он все еще в Сопереживании: перед глазами расплывались алые пятна на белом. Потом он понял, что уже не опирается спиной на стену, а лежит на земле, его голову Лань Ванцзи устроил у себя на коленях, а завершила картину хлещущая из носа кровь.
Великолепно, чего уж.
— Прости, я испачкал твою одежду, — Вэй Усянь попытался улыбнуться.
Лань Ванцзи помог ему сесть, все еще поддерживая за плечи, и протянул кувшин с водой.
Лучше б это было вино, слишком хотелось вымыть из памяти момент смерти старого монаха.
— Когда-нибудь, когда тебя не будет рядом, я просто не выберусь оттуда, — пробормотал Вэй Усянь, вытирая губы.
— Я буду, — коротко ответил Лань Ванцзи.
— Наверное, это наказание, —покачал головой Вэй Ин, пожалеть себя уж больно хотелось.
— Я думаю, что это твой дар, — ответил Лань Ванцзи.
— Хороший же дар! — возмущенно бросил Вэй Ин. — Рыдать над тем, что никак не можешь изменить!
Он зло вытер мокрые щеки.
— Сочувствовать неприкаянным душам, дарить им успокоение, — мягко произнес Лань Чжень.
Ван Ин посмотрел на Лань Ванцзи, тот ответил прямым, серьезным взглядом.
— Что ж. Сыграй… — голос Вэй Ина прервался, ему пришлось откашляться, чтобы продолжить тверже. — Сыграй им Покой.
Лань Ванцзи еще мгновение посидел рядом, тревожно оглядывая Вэй Ина, видимо, счел вменяемым и способным сидеть без поддержки, и встал.
Когда Лань Чжань играл Покой, в равновесие приходили не только духи, но и сам мир, казалось, вслушивался в мягкий печальный звон струн — стихал ветер, примолкали птицы, даже родники начинали журчать тише. И сердце, глупое сердце Вэй Усяня, постепенно начинало воспринимать гармонию и красоту мира. Вот и сейчас он почувствовал, как возвращаются силы, и Чэйцин вплела свое дыхание в мелодию гуциня.
Играть пришлось долго, только через полчаса рассеялся тяжелый туман, храм перестал сказаться зловещим, на чистом ночном небе засияли звезды.
Мелодия стихла, громче зажурчала вода.
— Переночуем здесь, — произнес Лань Чжань, и Вэй Усянь вскинул на него взгляд.
Выносливый, терпеливый и дьявольски сильный Ванцзи никогда не просил об отдыхе. Но «переночуем здесь» было весьма похоже на такую просьбу. Усянь тяжело поднялся и побрел разводить огонь в очаге, хорош уже отдыхать.
Потом все пошло вполне приятно — огонь весело трещал, запекалась рыба, булькал в котле рис, Лань Ванцзи испытующе посмотрел на Вэй Ина и бухнул в кашу пару ложек перца. Хорошо!
Правда в мешочке цянькунь не нашлось вина — пару месяцев назад Лань Чжань вспомнил свою юношескую суровость в отношении алкоголя.
— Это тело слабее твоего прежнего, — с бесконечным терпением отвечал он на нытье Усяня. — Его не стоит разрушать спиртным.
Вэй Ину оставалось только с тоской вспоминать прекрасные деньки после возвращения, когда дорогой друг подносил ему бутылоку-другую-пятую.
Но ничего, и так неплохо посидели. Потрескивали дрова, тонкая сиреневая полоса вдали обещала скорый рассвет, свежо пахли травы, а снизу, от озера в долине, казалось, долетал аромат зацветающих лотосов.
Лань Ванцзи снова вытащил гуцинь.
— Тебе было мало музыки? — лениво удивился Вэй Усянь, его клонило в сон, но он был совсем не против послушать игру.
— Есть немного времени для медитации, — губы Ванцзи дрогнули в улыбке.
— Ага! Ты улыбнулся, я точно видел! — негромко засмеялся Вэй Ин.
Лань Чжань склонил голову, словно прислушиваясь, и положил пальцы на струны.
Вэй Усянь не узнал мелодию. Вообще, он давно разгадал секрет: Лань Ванцзи не разучивал новые мелодии, он просто наигрывал во время медитаций ту, что в этот момент творило его сердце.
Усянь предлагал записывать музыку, он даже приобрел тонкую, белую рисовую бумагу, показавшуюся ему достойной, но Лань Чжань лишь слегка, почти совсем незаметно дергал бровью, что интерпретировалось, как крайнее неприятие этой идеи.
Вэй Ин все равно иногда тайком наносил знаки на белые листы, слишком хотелось сохранить красоту.
Сегодня мелодия лилась простая, даже веселая, видно, Лань Ванцзи делился с миром легкостью в сердце и ясностью в душе.
Каждому ребенку в Поднебесной известна одна суперспособность Старейшины Илина: взять и все испортить одним махом.
Именно это Усянь и проделал. Одним махом.
— Иногда я думаю, что это ты меня вернул, убедил господина Мо призвать меня, дал ему описание ритуала, — проговорил он.
Отчаянным диссонансом вскрикнул гуцинь — Лань Ванцзи порвал струну.
Он сидел абсолютно неподвижно, опустив глаза, и только через минуту коротко ответил:
— Нет.
— Я знаю, знаю кто, просто иногда… — Вэй Ин запнулся. — Иногда я хочу, чтобы это был ты.
Все было хорошо. У них, между ними. Но временами жадная, жрущая радость пустота в душе подкидывала вопрос. Лань Ванцзи — верил? Не сейчас, тогда? Не теперешнему Усяню, прошедшего через безжалостные жернова жизни, а тому — самоуверенному, лихому. Тогдашнего он бы принял, позвал бы?
Вэй Ин ждал ответа почти не дыша, так и не понимая, что на него нашло, но уже осознавая: все правильно, и некоторые вопросы нужно задавать.
И получать ответы.
— Я… — казалось, Лань Чжань колебался, говорить ли. — Я играл Расспрос. Ты ни раз не отозвался.
— Часто? Часто играл?
— Достаточно, — бросил Ванцзи.
Ну чему-то в жизни Усянь все же учился. Например, слышать в словах Лань Чжаня чуть больше сказанного.
«Достаточно» и ежедневная, ставшая привычной часовая медитация. Одни плюс один.
Ежедневно, когда близилось время отхода ко сну, Лань Ванцзи звал. И не получал ответа. Ложась в постель, принимая идеальную позу для сна, положенную адептам клана Гу су, думал о том, что Вэй Ин снова не отозвался. Не отозвался ему.
— Я решил, что твоя душа не хочет возвращаться, разбита на слишком мелкие осколки.
Вэй Ин помнил, как висел над бездной. И не рука Лань Ванцзи удерживала его, а взгляд, в котором не было ни капли спокойствия, лишь отчаянная просьба. «Останься».
И эту нить порвал яростный приказ Цзян Чена. «Умри».
А кто он был такой, чтобы идти против желания брата?
— В каком-то смысле, мы все предали тебя, — ровно произнес Ванцзи.
— Да ты не с ума ли сошел, а? — Усяню хотелось просто подойти и стукнуть упрямую заразу, умудрившуюся повесить на
себя груз такой вины.
— Я говорил тебе. Я должен был встать рядом с тобой тогда. И должен был держать крепче, — пальцы Лань Ванцзи сомкнулись на мече, словно он искал в нем силу продолжить этот разговор. — Был еще путь, я нашел один ритуал. Заклинатель может заставить дух или его осколки вернуться. Я мог заставить тебя. Приказать. Ты бы вернулся таким послушным, спокойным. Я хотел. Иногда.
Он поднялся и пошел прочь, быстро растворяясь в утренней дымке.
В Гусу говорили, что у Лань Сиченя есть уникальная способность — легко читать в душе замкнутого, сдержанного брата. Наверное, Усянь не уследил и подцепил от Сиченя это неординарное свойство. Слишком хорошо понимал сейчас, как сильно Ванцзы хотел его вернуть, и каким грязным предателем чувствовал себя, от одной мысли об этом. Заставить Вэй Ина вернуться так, значило пойти против всего во что верил сам Лань Чжань, в чем, в итоге, уверился и Вэй Усянь, став Старейшиной Илина.
— Дурак, — Вэй Ин даже стукнул себя ладонью по лбу, а помолчав добавил: — Но мой дурак.
Лань Ванцзи нашелся совсем недалеко, он стоял на тропе и наблюдал, как из-за дальнего хребта выползает солнце.
— Хорошо, что ты так привязан к своим белым тряпкам, — проворчал Вэй Усянь. — Тебя легко заметить в полутьме.
Он подошел сзади и ткнулся лбом в спину Лань Чжаня.
— Прости, — проговорил Усянь. — Прости, я иногда лезу, куда не следует.
— Ты — всегда. Всегда лезешь, — точно Сичень покусал, иначе откуда Вэй Ин знал, что Ванцзы улыбается? — Но без этого ты не был бы собой.
— Я думаю — ты прав, — медленно проговорил Усянь после непродолжительного молчания. — Моя душа была разбита. Когда ты звал, ты собирал и склеивал осколки. Каждый вечер. Тринадцать лет.
Лань Ванцзи завел руку за спину и крепко сжал пальцы Вэй Усяня.
Лед — часто говорили о Ванцзи. «Они просто не знают, какие надежные и горячие у него руки», — улыбаясь думал Усянь.
— В следующий раз я приду откуда угодно, если ты позовешь, — он говорил, и его губы касались волос Лань Ванцзи.
— А давай без следующего раза? — проговорил Ванцзи, и его голос сочился недовольством. — Просто уйдем вместе.
— Ах, Господин Второй Нефрит клана Лань, ты такой бесконечный романтик, — засмеялся Вэй Усянь.
Он повернул голову и теперь прижимался к спине Ванцзи щекой, слушая, как размеренно и сильно у того бьется сердце. Внезапное чувство охватило его — полной гармонии, тепла, обещания нового доброго дня.
Будто шицзе с улыбкой посмотрела на него.
«Неужели это все мне? Неужели я достоин, чтобы меня любили — так?», — подумал он.
— Да, — безмятежно и твердо ответил Лань Ванцзи, все еще созерцая рассвет и не находя ровно ничего удивительного, в том, что отвечает на не заданный вслух вопрос.
«Мне конец, — светло улыбнулся Вэй Ин. — Он теперь и мысли мои читает»
***
Днем они все же добрались до Мужского камня.
Ничего особенно интересного, просто гигантский, целящийся в небо, фаллос.
Вэй Ин громко, от души, смеялся, и даже Лань Чжань слегка улыбнулся.
Смотрел при этом он, правда, совсем не на камень.
Конец
читать дальше
Собственно - камень, тянуто из интернета
Лань Чжань, Вэй Ин, почти джен, но не джен, матчасть скончалась в муках, небечено, сопли в сиропе, пони, радуга, все такое розовое розовое.
Почти флафф.
Почти флафф.
В Шаоджоу все спокойно.
Что с городом Шаоджоу неладно стало ясно почти сразу.
Первым на зеркала над дверями домов обратил внимание, конечно, Лань Чжань.
Вэй Ин заметил только, что девушки в городе прехорошенькие и даже присмотрел румяную торговку с уличного лотка. Нет, нет, не собирался он флиртовать, не в присутствии же господина сверх_идеального Второго Нефрита. «Узнать городские новости», вот оно, точно. Вэй Ин собирался узнать у девушки городские новости. Что такого?
Сделавшего шаг влево Вэй Усяня, Лань Ванцзи придержал за запястье и, в ответ на возмущенный возглас, указал взглядом на ближайший дом.
— Ого! В солнечный день нас бы уже ослепило, — пробормотал Вэй Ин.
Он медленно оглядывался по сторонам: отгоняющие злых духов бронзовые зеркала, недвусмысленно торчали над каждой дверью, на воротных столбах, над колодцами, и даже самые бедные прилавки могли похвастаться блестяшкой, пусть маленькой и неидеально отполированной.
читать дальше
— Чего же они так боятся?
Вопрос являлся, конечно, риторическим, каким же мог быть вопрос заданный самому себе? А с кем еще удавалось приятно побеседовать несчастному Вэй Усяню? Не считать же глубокомысленные «мгм» и «ага» Лань Ванцзи полноценным участием в разговоре? Впрочем, иногда Вэй Усяню казалось, что он достиг какого-то высокого просветления и начал различать разнообразные оттенки смыслов в междометиях, которые вставлял в его монологи Ванцзи.
В Шаоджоу их занесло случайно, правда, случайно. И вовсе Вэй Усянь не хотел посмотреть на знаменитый Мужской Камень, просто слышал, что в провинции Гуандунг очень красиво, а еще вкусно и остро готовят, да и девушки милые. Вот и предложил — сходить. В конце концов, они же бродят по миру, а Гуандунг, несомненно, часть мира, и прекрасная часть. Именно так логично он все изложил Лань Ванцзи. В ответном молчании Вэй Ин предпочел прочесть согласие, и они оказались там, где оказались.
В общем, получилось, как всегда. Краткое жизнеописание Старейшины Илина: отправляется посмотреть на что-то красивое и вляпывается в неприятности, хочет вкусно поесть и провести время в, скажем, медитациях и вляпывается в неприятности, ничего не делает и — да, привет-привет, неприятности.
Эй, боги, Вэй Усянь уже все понял, честно! Может, того… хватит?
Вот теперь повод поговорить с миловидной хозяйкой прилавка с фруктами у Вэй Ина действительно появился. Веселая болтовня, во время которой он получал иногда даже больше информации, чем требовалось, всегда давалась ему легко. Вот только эта же болтовня тяжело давалась Ванцзи. Вскоре Вэй Ин почувствовал, как темнеет взгляд Лань Чжаня, и аккуратно свернул беседу с хорошенькой Сюли. Он подарил разрумянившейся девушке булавку с крохотной нефритовой головкой — завел привычку таскать в мешочке цянькунь всякую мелочевку для таких нужд. Лань Ванцзи уже старательно смотрел в сторону и делал вид, что тяжелые взгляды Вэй Ину померещились. Ха!
Вэй Ин по-прежнему любил подразнить «господина Лань», но в какой-то момент научился делать это гораздо мягче, не пересекая невидимых границ. Наверное, это называлось «Вэй Усянь повзрослел»
Печально.
Он мотнул головой, прогоняя глупые мысли, в конце концов, у них же на повестке дня не отношения, а неприятности.
— Где-то там, по дороге к вершине Данься, — Вэй Ин ткнул пальцем в нависающий над городом горный хребет, — сохранились руины храма и скального монастыря. Сюли не знает, какому Богу посвящали себя монахи, местные называли храм «Храмом забытого Бога». Место считалось нехорошим с тех пор, как монахи были жестоко убиты. Догадайся кем?
Лань Ванцзи взглянул вопросительно, и Вэй Ин торжественно продекламировал:
— Сыном чистого зла, скопищем всяческих пороков и, в придачу, демонской отрыжкой Старейшиной Илина, конечно!
Вэй Ин постарался улыбнуться максимально весело, но по сочувствующему взгляду Лань Ванцзи понял — не получилось. В первый год после возвращения его действительно веселило все это: каким страшным и ужасным рисовала его народная молва. Что таить, он даже слегка гордился тем, насколько масштабные деяния ему приписывали. А потом — достало. До самой пустоты на месте золотого ядра достала собственная виноватость во всем.
Вот теперь оказалось, что тысячелетний храм к гуям позабытого Бога — тоже он.
— Честное слово, не бывал я здесь раньше никогда! Я вообще тогда был очень надежно мертв, — зачастил он, еще пытаясь представить все легкой шуткой.
— Я верю, знаю, — Лань Ванцзи подался вперед, будто хотел коснуться руки Вэй Ина.
Тот мотнул головой, отвергая мимолетное утешение, посмотрел на далекую гору и продолжил рассказ:
— В общем уже десяток лет, несколько раз в месяц на Шаоджоу опускается туман, а с туманом приходят призраки. В такие ночи лучше не выходить на улицу, можно вернуться без души или без разума, кому как повезет. Некоторые и тела лишаются. У местных, кажется, уже выработалось чутье на опасность, и Сюли считает, что через пару часов надо ждать туман. Можем заночевать в гостинице, она прекрасно защищена, а можем пойти посмотреть, что там с этим гулевым храмом.
После секундной неподвижности, Лань Ванцзи повернулся и пошел к городским воротам.
— «А не хочешь ли ты, Вэй Ин, сходить ночью в проклятые горы?» — бормотал Вэй Усянь, дергая повод Яблочка.—«Или ты предпочитаешь ночевку в удобной постели, в теплой и безопасной гостинице?»
Лань Ванцзи остановился и оглянулся.
— Да ничего, ничего, иду я, иду, — проворчал Вэй Ин.
Действительно — кому нужны слова?
****
Ой, в недобрый час захотелось Вэй Ину поглядеть на Мужской Камень, в смысле, на красоты горы Данься.
Густой, затхлый туман упал, едва они вышли из города. Хорошо, что Лань Ванцзи не изменял своим траурным одеждам, и даже в серой пелене светлый силуэт впереди позволял Вэй Усяню не сойти с дороги, не заплутать в мутной бесконечности. Как в этом киселе ориентировался сам Лань Ванцзи, Вэй Усянь вообще не понимал.
Хорошо, что они оставили Яблочко в последнем крестьянском доме перед подъемом, с ослом на таком пути им было бы совсем сложно. Дорога внезапно круто забрала вверх, превратившись сначала в узкую тропинку, а потом в выщербленные, высокие ступени. Приходилось передвигаться осторожно, впиваясь пальцами в нависающую справа скалу. О темной бездне слева Вэй Усянь старался не думать. Если представлять себе такие вещи, он никуда не пойдет, сядет прямо вот тут на уютный камень и подождет рассвета.
— Ну почему, — брюзжал Вэй Усянь, — нас понесло сюда ночью? Как славно было бы на дневной охоте, а, Ванцзи? Солнышко, цветочки, теплый ветерок.
Он на мгновение утратил концентрацию и оскользнулся, едва не сорвавшись с тропинки. Хорошо, что понятия «утратить концентрацию» и «Лань Чжань» были несовместимы — Вэй Ина сразу подхватили и вернули на правильный путь. Захотелось громко ругаться: иногда идеальная предусмотрительность господина на_всех_свысока_смотрящего Второго Нефрита вызывала раздражение.
Особенно в моменты, когда Вэй Усянь осознавал границы своих возможностей. Весьма узкие границы. «Как слабо это тело». Обычно он предпочитал не вспоминать прошлую жизнь, считая бесполезные сожаления слишком непродуктивными. Но иногда к горлу подкатывали дурная кровь и тоска по утраченной свободе духа и движения, доступной в предыдущем воплощении. Лань Ванцзи вроде бы понимал и старался не опекать Вэй Усяня слишком явно и часто.
Через час монотонный подъем совсем отключил мозги, движение вперед превратилось в самоцель: переставить руку, вцепиться пальцами в едва заметный выступ, подвинуть вперед ногу. Эй, а в мире разве существует что-то кроме этого? Кажется, это восхождение проверило на прочность даже Лань Чжаня, тот едва не прошел мимо цели.
Плотно прижавшийся, словно вросший в скалу храм первым нашел Вэй Усянь. Не увидел — услышал, скорее душой, не ушами, тихий плач и глухие мучительные стоны. В виски тут же ввинтились иглы боли.
Вэй Ин досадливо мотнул головой, словно это могло помочь избавиться от чуждого присутствия.
— Ты как? — Лань Ванцзи тут же оказался совсем рядом, заглянул в лицо.
Вэй Усянь выдавил улыбку:
— Нормально. Я в порядке. Давай еще немного поднимемся, там вроде площадка есть.
Лань Ванцзи, подхватил его под руку и помог карабкаться по скале, по его плотно сжатым губам Вэй Усянь понял, что возражения приниматься не будут, и смирился.
Когда-то давно, кажется, еще одну жизнь назад, он, используя ритуал Сопереживание, впустил в свое тело дух девы А-Цинь. Не стоило этого делать, ох, не стоило. С другой стороны — а был ли у него тогда выбор?
Вот примерно с тех пор все это и началось — Вэй Ин начал воспринимать мертвых. Ну то есть, он и раньше их слышал, он же Магистр темного пути, а не погулять вышел. Но в прошлом воплощении, неупокоенные терзали, в основном, его уши. После длительного контакта с А-Цинь, а потом и с Не Минцзюэ телесная оболочка Вэй Ина будто истончилась, и мертвые начали обращаться напрямую к его душе. Уже несколько раз, в местах, вроде этого разрушенного храма, Вэй Усянь срывался в Сопереживание, и никто не спрашивал его — а желает ли господин Вэй предоставлять свое тело неприкаянным душам, жаждущим рассказать, как страшно они погибли?
Однажды он провел в трансе три часа, никак не мог выбросить из головы семилетнюю девочку, растерзанную медведем-оборотнем. Так бы, наверное, и пропал, бездарно упустив данный судьбой и богами второй шанс, если бы его как-то не вытащил Лань Ванцзи.
Вэй Усянь так и не добился ответа, к какому ритуалу прибег Ванцзи, и почему так долго не заживали на руках Второго Нефрита длинные, ровные порезы. С тех пор Усянь никогда не забывал носить с собой серебряный колокольчик клана Юньмэн.
Плачь и стоны бились в мозгу. Вэй Ин сел, оперся на скалу спиной и постарался заранее смириться с тем, что ему предстоит увидеть.
Погружение прошло быстро и достаточно легко — мгновение, и он уже созерцал, как прекрасен был этот мир десятилетие назад. Монастырь и храм изменились мало: все тот же серый, холодный камень, те же горы, Вэй Усянь мог поклясться, что вон та кривая сосна и сейчас торчит над ущельем — что ей сделается за такой краткий срок, так быстро исчезают лишь люди, не деревья. Храм все так прижимался к скале, вот только чуть дальше виднелись остатки еще одного алтаря. В этом страшном месте в еще более далеком прошлом приносились человеческие жертвы большому злу, и служение свое монахи видели в том, чтобы держать эманации тьмы под контролем. Ежевечерне они пели над алтарем песнь Очищения, и древнее зло не тревожило их. В остальном монахи вели мирную и размеренную жизнь, проводили время в самосовершенствовании и медитациях, до того момента, как небольшая группа заклинателей не попросилась переночевать. Старец, душа которого сейчас гостила в теле Вэй Ина, показывал, как весело и спокойно прошел вечер. А ночью один из заклинателей, слишком самоуверенный и юный, подошел к алтарю и попытался сотворить новый защитный контур. У него, несомненно, были наилучшие намерения, но дороги в весьма неприятные места вымощена именно добрыми намерениями. Мальчишка выпустил древнее зло. На Старейшину Илин он не походил ничем, но когда это останавливало людскую молву? Обозленный столетиями заточения и голодом древний дух покинул гору Данься, предварительно сожрав всех, кто попался на пути. Старец, занявший тело Вэй Ина, погиб, к сожалению, одним из последних, поэтому пришлось увидеть страшную участь всех соратников и друзей. Старик стоял посреди бойни, и его белоснежные одежды окрашивались алой кровью. Сердце Вэй Усяня сжималось от глухой безнадежной жалости.
Слуха достиг мелодичный перезвон.
— Вэй Усянь, вернись сюда, возвращайся, — звал Лань Ванцзи, окончательно пресекая поток видений.
Вэй Ин судорожно глубоко вздохнул и открыл глаза. На мгновение ему показалось, что он все еще в Сопереживании: перед глазами расплывались алые пятна на белом. Потом он понял, что уже не опирается спиной на стену, а лежит на земле, его голову Лань Ванцзи устроил у себя на коленях, а завершила картину хлещущая из носа кровь.
Великолепно, чего уж.
— Прости, я испачкал твою одежду, — Вэй Усянь попытался улыбнуться.
Лань Ванцзи помог ему сесть, все еще поддерживая за плечи, и протянул кувшин с водой.
Лучше б это было вино, слишком хотелось вымыть из памяти момент смерти старого монаха.
— Когда-нибудь, когда тебя не будет рядом, я просто не выберусь оттуда, — пробормотал Вэй Усянь, вытирая губы.
— Я буду, — коротко ответил Лань Ванцзи.
— Наверное, это наказание, —покачал головой Вэй Ин, пожалеть себя уж больно хотелось.
— Я думаю, что это твой дар, — ответил Лань Ванцзи.
— Хороший же дар! — возмущенно бросил Вэй Ин. — Рыдать над тем, что никак не можешь изменить!
Он зло вытер мокрые щеки.
— Сочувствовать неприкаянным душам, дарить им успокоение, — мягко произнес Лань Чжень.
Ван Ин посмотрел на Лань Ванцзи, тот ответил прямым, серьезным взглядом.
— Что ж. Сыграй… — голос Вэй Ина прервался, ему пришлось откашляться, чтобы продолжить тверже. — Сыграй им Покой.
Лань Ванцзи еще мгновение посидел рядом, тревожно оглядывая Вэй Ина, видимо, счел вменяемым и способным сидеть без поддержки, и встал.
Когда Лань Чжань играл Покой, в равновесие приходили не только духи, но и сам мир, казалось, вслушивался в мягкий печальный звон струн — стихал ветер, примолкали птицы, даже родники начинали журчать тише. И сердце, глупое сердце Вэй Усяня, постепенно начинало воспринимать гармонию и красоту мира. Вот и сейчас он почувствовал, как возвращаются силы, и Чэйцин вплела свое дыхание в мелодию гуциня.
Играть пришлось долго, только через полчаса рассеялся тяжелый туман, храм перестал сказаться зловещим, на чистом ночном небе засияли звезды.
Мелодия стихла, громче зажурчала вода.
— Переночуем здесь, — произнес Лань Чжань, и Вэй Усянь вскинул на него взгляд.
Выносливый, терпеливый и дьявольски сильный Ванцзи никогда не просил об отдыхе. Но «переночуем здесь» было весьма похоже на такую просьбу. Усянь тяжело поднялся и побрел разводить огонь в очаге, хорош уже отдыхать.
Потом все пошло вполне приятно — огонь весело трещал, запекалась рыба, булькал в котле рис, Лань Ванцзи испытующе посмотрел на Вэй Ина и бухнул в кашу пару ложек перца. Хорошо!
Правда в мешочке цянькунь не нашлось вина — пару месяцев назад Лань Чжань вспомнил свою юношескую суровость в отношении алкоголя.
— Это тело слабее твоего прежнего, — с бесконечным терпением отвечал он на нытье Усяня. — Его не стоит разрушать спиртным.
Вэй Ину оставалось только с тоской вспоминать прекрасные деньки после возвращения, когда дорогой друг подносил ему бутылоку-другую-пятую.
Но ничего, и так неплохо посидели. Потрескивали дрова, тонкая сиреневая полоса вдали обещала скорый рассвет, свежо пахли травы, а снизу, от озера в долине, казалось, долетал аромат зацветающих лотосов.
Лань Ванцзи снова вытащил гуцинь.
— Тебе было мало музыки? — лениво удивился Вэй Усянь, его клонило в сон, но он был совсем не против послушать игру.
— Есть немного времени для медитации, — губы Ванцзи дрогнули в улыбке.
— Ага! Ты улыбнулся, я точно видел! — негромко засмеялся Вэй Ин.
Лань Чжань склонил голову, словно прислушиваясь, и положил пальцы на струны.
Вэй Усянь не узнал мелодию. Вообще, он давно разгадал секрет: Лань Ванцзи не разучивал новые мелодии, он просто наигрывал во время медитаций ту, что в этот момент творило его сердце.
Усянь предлагал записывать музыку, он даже приобрел тонкую, белую рисовую бумагу, показавшуюся ему достойной, но Лань Чжань лишь слегка, почти совсем незаметно дергал бровью, что интерпретировалось, как крайнее неприятие этой идеи.
Вэй Ин все равно иногда тайком наносил знаки на белые листы, слишком хотелось сохранить красоту.
Сегодня мелодия лилась простая, даже веселая, видно, Лань Ванцзи делился с миром легкостью в сердце и ясностью в душе.
Каждому ребенку в Поднебесной известна одна суперспособность Старейшины Илина: взять и все испортить одним махом.
Именно это Усянь и проделал. Одним махом.
— Иногда я думаю, что это ты меня вернул, убедил господина Мо призвать меня, дал ему описание ритуала, — проговорил он.
Отчаянным диссонансом вскрикнул гуцинь — Лань Ванцзи порвал струну.
Он сидел абсолютно неподвижно, опустив глаза, и только через минуту коротко ответил:
— Нет.
— Я знаю, знаю кто, просто иногда… — Вэй Ин запнулся. — Иногда я хочу, чтобы это был ты.
Все было хорошо. У них, между ними. Но временами жадная, жрущая радость пустота в душе подкидывала вопрос. Лань Ванцзи — верил? Не сейчас, тогда? Не теперешнему Усяню, прошедшего через безжалостные жернова жизни, а тому — самоуверенному, лихому. Тогдашнего он бы принял, позвал бы?
Вэй Ин ждал ответа почти не дыша, так и не понимая, что на него нашло, но уже осознавая: все правильно, и некоторые вопросы нужно задавать.
И получать ответы.
— Я… — казалось, Лань Чжань колебался, говорить ли. — Я играл Расспрос. Ты ни раз не отозвался.
— Часто? Часто играл?
— Достаточно, — бросил Ванцзи.
Ну чему-то в жизни Усянь все же учился. Например, слышать в словах Лань Чжаня чуть больше сказанного.
«Достаточно» и ежедневная, ставшая привычной часовая медитация. Одни плюс один.
Ежедневно, когда близилось время отхода ко сну, Лань Ванцзи звал. И не получал ответа. Ложась в постель, принимая идеальную позу для сна, положенную адептам клана Гу су, думал о том, что Вэй Ин снова не отозвался. Не отозвался ему.
— Я решил, что твоя душа не хочет возвращаться, разбита на слишком мелкие осколки.
Вэй Ин помнил, как висел над бездной. И не рука Лань Ванцзи удерживала его, а взгляд, в котором не было ни капли спокойствия, лишь отчаянная просьба. «Останься».
И эту нить порвал яростный приказ Цзян Чена. «Умри».
А кто он был такой, чтобы идти против желания брата?
— В каком-то смысле, мы все предали тебя, — ровно произнес Ванцзи.
— Да ты не с ума ли сошел, а? — Усяню хотелось просто подойти и стукнуть упрямую заразу, умудрившуюся повесить на
себя груз такой вины.
— Я говорил тебе. Я должен был встать рядом с тобой тогда. И должен был держать крепче, — пальцы Лань Ванцзи сомкнулись на мече, словно он искал в нем силу продолжить этот разговор. — Был еще путь, я нашел один ритуал. Заклинатель может заставить дух или его осколки вернуться. Я мог заставить тебя. Приказать. Ты бы вернулся таким послушным, спокойным. Я хотел. Иногда.
Он поднялся и пошел прочь, быстро растворяясь в утренней дымке.
В Гусу говорили, что у Лань Сиченя есть уникальная способность — легко читать в душе замкнутого, сдержанного брата. Наверное, Усянь не уследил и подцепил от Сиченя это неординарное свойство. Слишком хорошо понимал сейчас, как сильно Ванцзы хотел его вернуть, и каким грязным предателем чувствовал себя, от одной мысли об этом. Заставить Вэй Ина вернуться так, значило пойти против всего во что верил сам Лань Чжань, в чем, в итоге, уверился и Вэй Усянь, став Старейшиной Илина.
— Дурак, — Вэй Ин даже стукнул себя ладонью по лбу, а помолчав добавил: — Но мой дурак.
Лань Ванцзи нашелся совсем недалеко, он стоял на тропе и наблюдал, как из-за дальнего хребта выползает солнце.
— Хорошо, что ты так привязан к своим белым тряпкам, — проворчал Вэй Усянь. — Тебя легко заметить в полутьме.
Он подошел сзади и ткнулся лбом в спину Лань Чжаня.
— Прости, — проговорил Усянь. — Прости, я иногда лезу, куда не следует.
— Ты — всегда. Всегда лезешь, — точно Сичень покусал, иначе откуда Вэй Ин знал, что Ванцзы улыбается? — Но без этого ты не был бы собой.
— Я думаю — ты прав, — медленно проговорил Усянь после непродолжительного молчания. — Моя душа была разбита. Когда ты звал, ты собирал и склеивал осколки. Каждый вечер. Тринадцать лет.
Лань Ванцзи завел руку за спину и крепко сжал пальцы Вэй Усяня.
Лед — часто говорили о Ванцзи. «Они просто не знают, какие надежные и горячие у него руки», — улыбаясь думал Усянь.
— В следующий раз я приду откуда угодно, если ты позовешь, — он говорил, и его губы касались волос Лань Ванцзи.
— А давай без следующего раза? — проговорил Ванцзи, и его голос сочился недовольством. — Просто уйдем вместе.
— Ах, Господин Второй Нефрит клана Лань, ты такой бесконечный романтик, — засмеялся Вэй Усянь.
Он повернул голову и теперь прижимался к спине Ванцзи щекой, слушая, как размеренно и сильно у того бьется сердце. Внезапное чувство охватило его — полной гармонии, тепла, обещания нового доброго дня.
Будто шицзе с улыбкой посмотрела на него.
«Неужели это все мне? Неужели я достоин, чтобы меня любили — так?», — подумал он.
— Да, — безмятежно и твердо ответил Лань Ванцзи, все еще созерцая рассвет и не находя ровно ничего удивительного, в том, что отвечает на не заданный вслух вопрос.
«Мне конец, — светло улыбнулся Вэй Ин. — Он теперь и мысли мои читает»
***
Днем они все же добрались до Мужского камня.
Ничего особенно интересного, просто гигантский, целящийся в небо, фаллос.
Вэй Ин громко, от души, смеялся, и даже Лань Чжань слегка улыбнулся.
Смотрел при этом он, правда, совсем не на камень.
Конец
читать дальше
Собственно - камень, тянуто из интернета
@темы: тхт, китайские кролички несудьбы
-
-
02.05.2020 в 12:13-
-
02.05.2020 в 23:46Спасибо!
-
-
03.05.2020 в 04:10Краткое жизнеописание Старейшины Илина: отправляется посмотреть на что-то красивое и вляпывается в неприятности, хочет вкусно поесть и провести время в, скажем, медитациях и вляпывается в неприятности, ничего не делает и — да, привет-привет, неприятности.
Эй, боги, Вэй Усянь уже все понял, честно! Может, того… хватит?
завел привычку таскать в мешочке цянькунь всякую мелочевку для таких нужд.
Ишь, какой предусмотрительный и продуманный
в конце концов, у них же на повестке дня не отношения, а неприятности.
Ваще волшебный ПОВ ВИ
что твоя душа разбита на слишком мелкие осколки и не хочет возвращаться.
Нууу... по канону это "или" а не "и"
Вэй Ин помнил, как висел над бездной. И не рука Лань Ванцзи удерживала его, а взгляд, в котором не было ни капли спокойствия, лишь отчаянная просьба. «Останься».
И эту нить порвал яростный приказ Цзян Чена. «Умри».
Красивый концепт.
А кто он был такой, чтобы идти против шиди?
Эммм... Шиди - младший брат. "А кто он такой чтобы идти против младшего брата" - звучит странновато. ИМХО
Лань Сиченя есть уникальная способность — легко читать в душе замкнутого, сдержанного брата. Наверное, Усянь не уследил и подцепил от Сиченя это неординарное свойство
Отлично просто подцепил
точно Сичень покусал
Моя душа была разбита. Когда ты звал, ты собирал и склеивал осколки. Каждый вечер. Тринадцать лет.
Бгг, хотя - да
-
-
03.05.2020 в 10:11Эммм... Шиди - младший брат. "А кто он такой чтобы идти против младшего брата" - звучит странновато. О! Интересно, почему я думала, что Ви младше... Навыерное потому, что в дораме млекий ВИ внешне чуть мельче мелкого ЦЧ)) Надо поправить, поумаю как. Главы клана? Но ведь уже не клана ВИ... Тоже не катит.
В рамках достигать невозможного ВИ бы смог А куда б он делася?)) Против лома
упрямства Лань Ванцзинет приема))-
-
03.05.2020 в 10:34vk.com/@heaven_s_blessing-vsegda-li-brat-deistv...
-
-
03.05.2020 в 11:06-
-
03.05.2020 в 11:33Вот, еще немного интересного:
О временах года
читать дальше
«Стражи»: части суток в древнем Китае
читать дальше
сокращения китайских имён и ласкательные обращения
и еще кое-что интересное
-
-
03.05.2020 в 11:48Оно почти все применяется в Магистре.
-
-
03.05.2020 в 21:04-
-
04.05.2020 в 05:00Ну да все правильно, но именно в такой последовательности. А когда уже разбилась - то вернуться не сможет в принципе.
Разбиться может по разным причинам, в т.ч. и из-за нежелания возвращаться, но не только.
Лань подозревал, что после первой смерти душа ВИ могла разбиться (и погибнуть де факто) - и поэтому не отвечает на расспрос.
Вэнь Чао сбросил Ви на могильники именно с целью, чтобы не просто его убить, а еще и душу уничтожить.
Интересно, почему я думала, что Ви младше...
Старше, старше, я тоже офигела, когда узнала
Навыерное потому, что в дораме млекий ВИ внешне чуть мельче мелкого ЦЧ))
Улица, недоедание и сытый домашний ребенок
Надо поправить, поумаю как. Главы клана? Но ведь уже не клана ВИ... Тоже не катит.
"А кто он был такой, чтобы спорить с братом"?
Против лома упрямства Лань Ванцзи нет приема))
О дааа )))
сумеречная кошка на тонких ветвях, о, и себе эти ценности утащила