Среди тех, кто забыл о вздохе, я - та девочка в первом ряду... (с)
Что-то вроде коды к 13.01.
Потом мне будет стыдно за такие откровенные сопли и неприкрытый харт-комфорт)))))) Но сейчас я в стекло и мне пофиг)))
да, винцест, пж 13
Потом мне будет стыдно за такие откровенные сопли и неприкрытый харт-комфорт)))))) Но сейчас я в стекло и мне пофиг)))
да, винцест, пж 13
читать дальшеДжек засыпает в ту самую минуту, как валится на кровать в комнате мотеля.
Дин смотрит, как Сэм снимает с ублюдка ботинки, куртку, и спокойно думает: «Хорошо». Вот был бы отстой, если бы Джек оказался кем-то вроде бездушного Сэма и вообще не спал. Пришлось бы тогда караулить, спать по очереди.
Не спать.
У Сэма напрягаются мышцы спины, когда он перекладывает Джека, устраивает его удобнее. Дин смотрит. Сэм укрывает тварь, задерживает ладонь на взъерошенном затылке. Гладит…
Дин должен бесится. Но ему все равно.
По стенам номера змеятся трещины, на потолке влажные желтоватые разводы. У них только две кровати и продавленный, скрипучий диван. И одну кровать сыночек Люцифера уже занял.
Сэм ставит свою сумку на диван – и это Дина тоже должно бесить. Сэм тоже так думает, он поглядывает на Дина, ожидая реакции, но Дину реагировать просто нечем, и Сэм вздыхает и идет в душ.
А Дин замирает у окна.
На этот раз им попался мотель совсем на отшибе - за обнесенным забором двором только поля. Солнце садится, и из окна ползет темнота, чернота. Дин впитывает это черное, и ему кажется, что он разучился не только чувствовать, но и думать.
Это хорошо.
Это ведь хорошо?
Мир взрывается светом – включается вывеска мотеля, и теперь Дин ловит зрачками розовый и зеленый.
Дверь душевой длинно скрипит.
- Твоя очередь, - у Сэма хриплый голос, это первые слова, которые он произносит за последние несколько часов.
Дин сбрасывает одежду и голым идет в душ.
Он бы забил, правда, кому нужна гигиена, но от рук, одежды, волос пахнет дымом, и это невыносимо.
Нет.
Выносимо.
Даже это - выносимо. Просто – ну так же принято? Мыться перед сном. Ну Дин и моется.
Зеркало запотело, Сэм не протирал его, наверное, не слишком хотел видеть свою рожу. Слабак.
Чтобы тщательно вымыться приходится стоять под тепловатой, слабой струйкой воды годы и годы.
И Дин стоит. Ему некуда спешить.
Одноразовая щетка и крохотный тюбик пасты, надо же - сервис. Теперь от Дина пахнет дешевой химией, никаких костров. Дин протирает зеркало, смотрит на свое отражение: он смелее Сэма. Ему-то чего бояться? Что он увидит нового? Все тот же мудак, который не успел, не смог, не спас.
Потерял.
Дин поднимает углы губ в пародии на улыбку. Билли же обещала им с Сэмом пустоту. Хрен знает, что у Сэма, а у Дина – вот.
Пустота.
Нет, сначала было не так, сначала он горел. Тот порыв, та молитва Чаку – вот она все и сожгла, почти все. Жалкие остатки душонки жадно дожрал погребальный костер.
Дин сейчас даже не ненавидит никого, ни Люцифера, ни его отродье.
Нечем.
Счет времени Дин потерял тоже. Когда он выходит – на кровати свежее белье. Груды грязной одежды нет, видно, Сэм сходил в прачечную. Сам Сэм стоит спиной к Дину возле дивана и наматывает на торс бинт. Ну да, ангелы его славно потрепали, наверное, обзавелся парой трещин в ребрах.
Дин молча ложится в кровать и заворачивается в одеяло, замирает. По потолку пробегают всполохи: зеленый-розовый-голубой, зеленый-розовый-голубой сменяются в безжалостном ритме. «Гонолулу», мотель называется «Гонолулу», наверное, в этом есть какая-то ирония. Но Дин сейчас не может понять – какая. Он снова теряется во времени, ему кажется, что он так лежит так уже вечность, но вряд ли эта вечность длится больше двух часов. Он наедине с Гонолулу и пустотой.
Когда скрипит диван, Дин не испытывает ничего. В темноте белая повязка на теле Сэма почти светится.
Сэм не спрашивает можно ли, просто ловко двигает Дина и ложится рядом.
- Не надо, – вяло произносит Дин, отворачиваясь. – Ничего не надо.
Сэм гладит его по щеке, проходится большим пальцем по скуле. У него шершавые, грубые руки, но они теплые, а Дин, кажется, замерз. Дин точно не знает. У костра было жарко, и сейчас ощущение, что его все еще согревает то пламя.
Дин отворачивается, но Сэм настойчив. Он обнимает ладонями лицо Дина, целует, посасывает ранку на нижней губе. Дин чувствует, как трескается кожа, выступает капля крови. Сэм ее слизывает...
Боль обрушивается сразу.
Вся.
Дина выгибает над кроватью. Если бы не руки Сэма, он бы взлетал, но Сэм не даёт, обнимает, держит, кладет руку Дину между лопаток.
От ладони кругами расходится тепло. Жизнь.
Сэм вообще горячий, живой, шепчет что-то, не дает сдохнуть.
- Мы все потеряли, Сэм! – Дин кричит шепотом.
Это - все что он может. Он – опоздавший, не защитивший, облажавшийся!
Боже!
Чак!
Чак, ты ублюдок. Сукин сын.
Сэм вжимает Дина в себя. Это не объятие - захват. Сэм Дина прижимает к себе будто ломает, а не утешает.
-Да, - глухо отвечает Сэм. – Да. Мы - потеряли всех. Но я… Я - нет. И ты – нет.
Пустота идет трещинами, рассыпается осколками.
- Сэм, - говорит Дин. – Сэм.
- Я тут, - с готовностью отвечает Сэм. – Я здесь. С тобой.
Он берет руку Дина и зализывает сбитые костяшки – Дин забыл, просто забыл обработать, и теперь их обрабатывает Сэм, языком, губами, солью со щек.
- Сэм, – стонет Дин. – Кас, мама. Мы всех потеряли. Даже этого ублюдка Кроули!
- Я знаю, знаю, - бормочет Сэм.
Его рука лежит на спине Дина между лопатками и греет, второй ладонью он вытирает Дину лицо, потому что Дин, наконец, может заплакать. Дин касается губами соленой щеки Сэма, и осознает очевидное - Сэм потерял тоже. Сэм сейчас отдает последние силы, чтобы поддержать Дина, а потом…
И Дин мгновенно собирается.
- Сэм, Сэмми. Все будет хорошо, мы справимся. Мы...
- Мы, - эхом отвечает Сэм и обнимает еще крепче.
Держит Дина. Цепляется за Дина.
Как ни странно, им удается даже уснуть – крепко сплетенными.
***
Утро прекрасно. Над полями медленно поднимается алый солнечный круг.
Джек стоит у окна и всматривается в рассвет.
Дин шевелится, кровать скрипит, и Джек, не оборачиваясь, спрашивает:
- Мы же попрощались с ними, почему так больно тут? – он кладет ладонь на грудь.
Дин с трудом с сдерживается, чтобы не положить ладонь себе на грудь, и говорит:
- Надо потерпеть. Дни. Недели. Потом станет легче. Ты не забудешь, но научишься помнить светлое, хорошее…
- Правда? – доверчиво спрашивает Джек.
Он оборачивается и смотрит на Дина. В его глазах нет никакой светящейся желтизны, только серая, растерянная тоска.
- Да, - отвечает Дин. – Правда.
Он встает, подходит, ерошит волосы на макушке мальчишки. Джек тянется за прикосновением.
Сэм поворачивается в кровати и хрипло, коротко стонет. Дин и Джек замирают, дыхание Сэма снова выравнивается.
Начинается новый день.
